Дневник. Поздние записи [СИ] - Александра Гейл

Но если вы спросите меня какого черта ректор университета позволяет себе иметь столько свободного времени, я помрачнею и скажу: Шон. Именно на него Бен ухитрялся свалить дела, когда уезжал. Именно старший сын был тем мрачным стражем на подхвате, который всегда стоит за спиной главного героя, изображая массовку, а на самом деле ничего общего с ней не имеет. И надо ли говорить, что старшего сына Бена текущее положение дел сильно раздражало. Настолько сильно, что мы избегали встречаться везде, кроме как на занятиях. А уж как все начиналось…

Примерно через месяц после моего первого визита в дом Бенжамина Шон перехватил меня после занятий и заявил:

— Я против того, чтобы ты виделась с моим отцом, — сказал он, утаскивая меня за локоть в сторону.

— Но почему? Я не желаю ему зла.

— А что тебе от него надо? Что ты надеешься заполучить?

— Друга! — резко бросила я. — Он добр ко мне, я это ценю.

— И всегда ты спишь с теми, кто к тебе добр?

Меня бросило в жар, потом в холод. Я обрела способность здраво мыслить очень нескоро.

— Не все меряется этой меркой, сэр, — процедила я по-русски, и пока Шон искал в закромах памяти эквивалент, быстренько сбежала.

До сих пор при вспоминании этого разговора, мне становится нехорошо. Я и Бен. Он был старше моего отца! Невозможно. Немыслимо. Но Шон так не считал. Может быть, потому что его знакомые мужчины имели молоденьких любовниц, может быть, потому что сам он в друге никогда не нуждался, а уж тем более в друге-женщине, но факт остается фактом: Шон считал, что я сплю с его отцом. И как мачеха я его явно не устраивала. Я все меньше понимала, как они ухитрились встретиться с Алексом и не разбежаться в ту же секунду!

Он никогда не говорил, что думает, никогда не улыбался искренне, никогда не показывал слабостей, не умел радоваться мелочам, не говорил о прошлом, не спал больше пяти часов в сутки, не обращал внимания на погоду, время суток и года, не интересовался мирским в принципе, не думал об Австралии как о родине, вообще о ней не думал, не считался с мнением окружающих, не завязывал необдуманных романов, строил дружеские отношения только на взаимной выгоде, не привязывался к людям, не зависел от общественного мнения, не делился тем, что считал своим, не позволял собой манипулировать, никогда не останавливался, смотрел только вперед и видел только цель. И он никогда не понимал, почему его отец, взрослый состоявшийся человек, вдруг взглянул вниз с высоты своего пьедестала и увидел меня — маленькую и никчемную девчонку, которую тому захотелось видеть рядом с собой.

Бенжамин, однако, помирить нас с Шоном попыток не оставлял. И поэтому, однажды днем я вошла в столовую фамильного дома Картеров, прекрасно зная, что, а точнее кто, меня там ждет. При свете канделябра с настоящими свечами я увидела Джастина и Шона. Первый мне помахал рукой и улыбнулся, второй совершенно не обратил внимания на мое появление. Он ковырялся в своем блэкбери. Бенжамин отодвинул мне стул, и я села, оказавшись прямо напротив Шона. Поднимать глаза стало сразу же как-то страшно.

— Шон, как диссертация? — спросил Бенжамин.

— В следующем месяце защита, — ответил он сухо, даже глаз не оторвав от экрана.

И больше он не сказал ни слова за весь вечер. В общем, получалось у Бенжамина из рук вон плохо.

А тем же вечером позже:

— Как у тебя дела? — спрашивал Алекс.

— Вполне прилично. Прошла половина семестра, я немного переживаю, скоро ведь сессия, — отвечала я.

— Еще не скоро, — попытался успокоить меня он.

— Как дела на боевом фронте? — самый животрепещущий вопрос.

— Никак. Жди. — Я вздохнула.

— Ладно, привет всем передавай.

— Уже мечтаешь от меня отделаться?

— Конечно, — ответила я ядовито. Ну, кто от кого отделался — вопрос вообще интересный.

— Что ж, спокойной ночи.

Я стояла на коленях и разрисовывала желтым цветом календарь своего существования. Ну как тот, что был у меня в школьные времена. Иными словами, этот день был никакой. Ни нового, ни интересного.

— Я здесь уже четыре с половиной месяца, — сказала я, водя пальцем по желтым квадратикам. — Кхм, ладно, пока. Легкого рабочего дня тебе.

Если Алекс посчитал мое высказывание упреком… что ж. Им оно, вообще-то, и было.

Чемпионат по художественной гимнастике заставил меня расплакаться. Да. Меня вспоминали. И да, я теперь оказалась очень далека ото всего этого. Новые лица, новые правила, а я на обочине жизни, в гребаном нижнем мире. Глядя на девушек на ковре, я с ужасом осознавала, что изменилась. И даже не внутренне, а внешне. Я стала чуть выше, а фигура — более женственной. Не думала, что в моем возрасте такое возможно, но факт оставался фактом.

— Лови, Франсин! — крикнула я, кидая по воздуху ярко салатовый диск. Собака побежала, ее уши подпрыгивали так, что, казалось, от их взмахов человека могло бы сбить с ног ударной волной. Франсин красиво подпрыгнула, поймала тарелку и бросилась ко мне. Она уронила диск к моим ногам, вдруг встала на задние лапы и толкнула меня в живот. Я от неожиданности вскрикнула, и вместе с лохматой нарушительницей правил упала в траву. Не могу сказать, что текущее положение дел меня не устраивало. После Бенжамина Картера моим австралийским лучшим другом являлась именно Франсин. Я уставилась в безоблачное небо и загрустила, отчего мигом потянуло на философию.

Собака была моим лучшим слушателем. Ей можно было рассказать что угодно. И так как она не понимала ни русского, ни английского, я говорила с ней на родном языке, и она старательно делала вид, что мои пространные речи интересны. А я изливала на это лохматое чудище свои проблемы и переживания. По-английски я так не умела, а по-русски можно было пообщаться подобным образом разве что с Шоном. Ну, я как бы еще не совсем сошла с ума, да и вообще жить хочу!

Моя ладонь нашарила мяч. И я стала его перекатывать по руке, как это раньше делала в бытность спортсменкой. В память о соревнованиях по гимнастике, конечно.

— Смотри, как я умею, — прошептала я, потрепав собаку по голове, подбросила мяч, и было собиралась поймать, но Франсин рассудила иначе — перехватила его задолго до меня. — Да-да, Франсин, — рассмеялась я. — Ты тоже заслуживаешь олимпийской медали!

Собака вложила мне в руку обслюнявленный предмет. Я скривилась.

— Фу, Франсин, убери, — дернулась я, и та послушалась.

— А ведь понимает, — раздалось сбоку. Я рывком села и уставилась на Шона.

— Собаки умные и добрые. Животные все добрые. В отличие от людей, — сухо сообщила я.

— Ты молода. А раз так, у тебя есть прекрасная возможность изменить мир к лучшему, — издевательски поклонился Шон. — Кстати, пара из вас с собакой мне нравится больше, чем из вас с отцом, — усмехнулся он. А я скрипнула зубами.